Борис Хлебников: Зачем мне хотеть работать с Шоном Пенном? Шон Пенн не говорит по-русски

«Аритмия» задумывалась как ромком о паре, собирающейся разводиться, но все ещё живущей в одной квартире.

Да, так и было. Должна была быть заказная история фильма выходного дня для ТНТ. А потом, когда мы придумали профессию героев и начали изучать её, у нас жанр сместился в другую сторону. Мы попали в эпицентр событий. Вся эта медицинская реформа, преобразование бригад. Мы почувствовали, что там есть драматургия – и это может быть фоном всего фильма.

Действие происходит в Ярославле. Как бы изменились герои, живи они в столице?

Чуть попроще жизнь у врача в Москве, потому что больше бригад, меньше вызовов. Врач скорой помощи чуть больше может заниматься пациентом. И в Москве другая система контроля. Тогда это была бы более для России экзотическая история, как ни странно. Потому что это условия очень локальные-московские.

В одном интервью вы говорили, что обрадовались тому, что фильм не отправили на Оскар, что за рубежом не поняли бы чисто российские нюансы.

Мне кажется, это просто очень логично – послать фильм Звягинцева на Оскар. Это действительно большое кино, которое выиграло большой приз на самом главном фестивале (приз жюри Каннского кинофестиваля. – Прим.корр.). Это очень сильная история. И я боялся, что по каким-то соображениям оскаровский комитет российский примет иное решение. И очень рад, что выбрали «Нелюбовь».

Вам он понравился?

Это не вопрос дискуссии «понравился-не понравился». Это очень большое, очень сильное кино. Оно может нравиться или не нравиться, но это не меняет его силу.

Оскар – это еще и известность за рубежом. Вам бы хотелось поработать с международной историей?

Надо иметь какой-то проект, чтобы этого хотеть. Но зачем мне хотеть работать с Шоном Пенном? Что я с ним буду делать? Шон Пенн – хороший актер. Шон Пенн не говорит по-русски. Как я буду с ним работать? А ехать в Америку и снимать американскую историю – так я ничего про Америку не знаю.

Много режиссёров вашего поколения уходят в сторону жанрового кино. Николай Хомерики снял «Ледокол», Алексей Попогребский – сериал «Оптимисты» и теперь собирается снимать фантастику. Почему это происходит?

Не знаю. Я знаю прекрасно и Николая, и Алексея. Я думаю, что это вещи профессионального интереса, любопытства к новому производству. Мне кажется, что это очень искренние их изменения. Чего-то нового очень хочется.

«Аритмия» тоже стремится в сторону жанра. У вас этот переход тоже произошел после «Озабоченных».

Потому что я после сериала намного более уверенно стал чувствовать себя в жанровой структуре. Я понял, что жанр интересно использовать. Он очень эффективный. У нас была техническая задача с Наташей [Наталья Мещанинова – соавтор сценария] – написать максимально жанровую историю. При этом в нём всё немного приподнято: идеология, герои, где они живут и вообще как играют актеры. Мы хотели сделать жанровую структуру, а быт, диалоги, игру актеров максимально документальными. Это оказалось очень интересно.

При этом жанр предполагает наличие отрицательных и положительных персонажей. У вас же отрицательных персонажей в фильме совсем нет.

Тогда это была бы нечестная история и вообще бессмысленная. Если бы у нас негодяем был новый начальник, то это была бы история про то, что всё хорошо, а в конкретном подразделении вот этот негодяй устраивает мерзости. И это неправильно. Если и есть негодяй в фильме, то он где-то за кадром. Тот, который сверху поставляет все эти реформы, увольнения, законы, по которым люди должны себя вести максимально абсурдно и не иметь возможности честно выполнять свою работу.

Для фильма собиралось много документального материала, вы работали с консультантами. Последняя сцена – полная экранизация ролика YouTube, где врач скорой разгоняет пробку. Зачем это понадобилось?

Потому что это фактуры, которые очень хорошо работали и то, что нам рассказывали консультанты, было намного интереснее, чем мы бы сами придумали.

Кстати, история героев заканчивается летом-ранней осенью. Почему в последней сцене зима?

(СПОЙЛЕР! ПРОПУСТИТЕ ОТВЕТ НА ЭТОТ ВОПРОС, ЕСЛИ ЕЩЁ НЕ СМОТРЕЛИ ФИЛЬМ!)

Это значит, что главный герой продолжает работать. Что его не выгнали и девочка не умерла. Потому что если бы девочка умерла, он бы присел лет на пять в тюрьму.

Как подбирали музыку, и как там оказался Валентин Стрыкало?

На самом деле эту песню ещё в сценарии прописала Наташа Мещанинова. На вечеринке все слушают какую-нибудь смешную музыку и «Ялта-парус» в этом смысле была абсолютно понятной и подходящей. Поэтому её и включают в колонке. А когда мы отсняли, я сразу понял, что, во-первых, если мы её же поставим на финал, то у нас будет заканчиваться не медициной и не пробкой, а их отношениями. Песня напомнит эту вечеринку. А во-вторых, это ещё и очень полезно для нас: собьёт пафос пробочного пробега, потому это всё равно выглядит героически.

А «Сансара»?

«Сансара» — это просто из того, что я слушал, включал. Она ложится на это её состояние [героини Ирины Горбачевой] .

Вы дружны с Сергеем Шнуровым. Вам нравится новое направление в клипах? Клип как история. Сатира ушла в клипмейкерство...

Идеолог, придумщик и мудрец этого всего – это Аня Пармас, которая сняла все клипы «Ленинграда». Первый был клип VIP, потом был выдающийся фильм «ЗОЖ». А потом она сняла «Лабутены», которые собрали немыслимые сто миллионов просмотров, кажется [уже сто четырнадцать]. Это скорее их с Серёжей невероятно удачное сотрудничество. Она слышит его музыку и очень точно придумывает под неё свои истории. Авторские фильмы.

У меня был опыт съёмок клипа для группы Ленинград, но это было лет десять назад. Клип на песню «Дороги». И сейчас мне Шнуров предлагал снять клип, но я, честно говоря, не справился. Не смог придумать хорошую историю. Я видел все клипы Ани Пармас, и они настолько прекрасны, что там либо можно подражать и сделать хуже, но похоже на неё — что глупо. А нового подхода я придумать не мог, поэтому просто отказался. Хотя мне было очень любопытно.

У вас старший сын учится на сценариста.

Его выгнали из ВГИКа со второго курса и он пошёл в совершенно замечательное место – в школу сценарного мастерства Александра Гоноровского, где действительно учат профессии.

Вам бы хотелось поработать с сыном? И смогли по чувству кино с ним работать?

По чувству кино да, могли. Мне кажется что если бы у нас появились общие темы, то могли бы.

От киношной профессии не отговаривали?

Нет. Я считаю, что человек должен сам делать все свои ошибки.

А это ошибка?

А это никто не знает. Это должно быть его личное ощущение.

Вы полгода отучились на биолога. Как пришли к этому и почему ушли в киноведение?

Я понял, что сам себя обманываю уже давно и что мне намного кино интереснее, чем биология. Была идея, ещё в седьмом классе, что я хочу быть биологом. И как-то это все по инерции развивалось. А окончательно я понял это [что обманываю себя], когда поступил. И сразу ушёл оттуда.

Кинокритики и киноведы, ушедшие в режиссуру, говорят о том, что перестали успевать что-либо смотреть. Вы успеваете?

Это правда. Я успеваю что-то смотреть, но намного меньше, чем раньше. Из последних премьер понравилась «Теснота».

Беседовала Мария Левунова

Фото предоставлено пресс-службой кинокомпании СТВ