Хорошая девушка Лера (Анастасия Красовская) живёт практически в доме напротив: условная российская провинция теряет ориентиры между типовыми панельными домами и знакомыми вывесками федеральных продуктовых сетей. Учёбу на соцфаке приходится совмещать с работой танцовщицы стрип-клуба под псевдонимом Герда. Преподаватели в аудиториях рассказывают о Платоне и техниках соцопроса. На ночной работе косо смотрят и давят авторитетом заклятые подруги-корифейки. Дома приходится оберегать пребывающую в блаженном полузабытьи маму (Юлия Марченко) от аффективных ночных визитов пьяного папы (Дариус Гумаускас), чей уход из семьи состоялся как-то наполовину. Есть ещё художник Олег (Юрий Борисов) — то ли просто друг, то ли с трудом опознаваемый Кай.
В 2021-м на европейских кинофестивалях оказалось неожиданно много российских картин — большая часть уехала с призами. Среди них и «Герда» Натальи Кудряшовой, которую показали на фестивале в Локарно (наименее светском и нарочито авторском). Анастасия Красовская за дебютную кинороль получила «Золотого леопарда», а сам фильм — награду молодёжного жюри. Для Кудряшовой это не первый фестивальный успех: в 2018-м её наградили в Венеции за актёрскую работу в драме «Человек, который удивил всех» Меркуловой и Чупова. Собственный фильм Кудряшовой помимо локарновского молодёжного жюри отметил лично Гаспар Ноэ, который привёз сюда вне конкурса свой «Вихрь».
Чем фильм зацепил Ноэ, мастера неуютной эротики и визуальной эксцентрики, понятно. «Герда» стилистически близка его работам. Не только отсутствием ложного стыда и провокативностью длинных откровенных сцен (впрочем, у Кудряшовой они менее экстремальны), но и живой динамикой съёмки и монтажа. Не случайно оператор Василий Григолюнас (муж Кудряшовой) заслужил отдельную похвалу французского режиссёра.
Картина блестяще ритмически организована, темп повествования плотно синхронизирован с действием. Открывающая сцена с её серым лесным бездорожьем, просвечивающим стилистикой отечественного артхауса нулевых, убаюкивает недолго.
Когда сосредоточенная трансляция материнского монолога о безумной скорости вращения Земли переключается на стремительный проезд между рядами супермаркета на продуктовой тележке, испытываешь особенное удовольствие.
В повседневных декорациях, набивших, казалось бы, оскомину, нет и следа скуки. Не для зрителя. Первозданный хаос среднестатистических квартир с настенными коврами, грузными мебельными стенками и чугунными батареями дан на контрасте с неоновой клубной экзотикой, пропитанной доступным сексом и кокаином. Но дело даже не в этом контрасте, обнажающем негласный конфликт миров, между которыми перемещается героиня. И не только в упомянутой формальной живости кинополотна. А в том, что Леру-Герду окружают объёмные персонажи, в которых легко поверить и за которыми интересно наблюдать.
Респонденты нужного для зачёта соцопроса, замурованные за домофонами и железными дверьми, предстают то гоголевскими хлебосолами и скопидомами, то отживающими советскими типами, то просто диковинными, но до боли знакомыми старушками с пределом потребностей, не выходящим за рамки 8-тысячной пенсии. Завистливые коллеги-стриптизёрши, осознающие, что в состязании сексуальности непорочность легко выигрывает у распущенности, заняты отвратительной травлей, но при серьёзной проблеме без промедления открывают для Герды кассу взаимопомощи. Служебные персонажи не сводятся к карикатурам и подмалёвкам. И если молодая девчонка поёт для толпы голых мужиков кристально невинную песенку о дружбе, пытаясь защитить перебравшую с веществами товарку, можно быть уверенным, что голодных самцов это проймёт. Ведь проняло же зрителя, который в течение двух минут нестерпимо остро чувствует, что «всем в этом мире нужен друг».
Отражением двойственности Герды становится двоение мира вокруг. Оно проступает и в противопоставлении обыденной и клубной жизни героини, и во внешних и внутренних конфликтах её близких, и во взаимодействии лейтмотивов.
На полюсах дочерней любви — фигуры матери и отца. Первая лунатит, практикует прикладную магию и разражается время от времени озарениями на тему мироустройства. Второй приходит пьяным по ночам, размахивает без ясных намерений табельным пистолетом и пытается выторговать немного душевного тепла, которого здесь больше не отпускают. Для обоих родителей есть место в большой душе Леры. Но в душе каждого из них — собственные противоречия: мать мечется между мирами, отец — между семьями.
Лерин друг Олег, рыцарски несущий дозор во френдзоне, балансирует между написанием картин и ремеслом могильщика. Демонстративные «Цветы зла» на чёрной целине его футболки, подобранной в тон роду занятий, прорастают бодлеровским дуализмом. Тактика «заземляться», закапывая тела, — духовный выбор героя и одновременно антитеза к хрупким «крыльям» Герды, фантому нечёткой детской фотографии. В этом схождении земного и небесного фильм попадает на территорию, сопредельную мифу.
Герду, по-андерсеновски добрую и жертвенную, манит, как и её мать, платоновский мир априорных знаний. О нём рассказывают на лекциях, от которых клонит в сон, — он зовёт во снах, рисуясь в загадочном лесном полумраке.
Неприкаянная, потому что и Кая-то как такового нет. Ностальгия «пионеров-героев» из дебютного фильма Кудряшовой по светлым идеалам СССР героине не знакома — она дитя новой России. Лес с его невысказанным мифом становится личной и единственной большой идеей.
За земные тени этого самородного потерянного рая с гудящим хаосом деревьев-исполинов сойдут и ульи многоквартирных домов с бесконечными дверями, отзывающимися на сигналы кнопки звонка. Но исследование последних Леру не увлекает — остаётся учебной обязаловкой. Социология в фильме выглядит таким же малозначимым антуражным занятием, как статистика в рязановском «Служебном романе». Реальной пользы и знаний не даёт. Стриптиз, напротив, представляется отличной собирательной метафорой действительно востребованной в современной России специальности. Успех на этом поприще реален, но продукт — иллюзия, мираж, фэйк.
В этом контексте желание Герды отдаться первому встречному выглядит не только манифестарной жертвой и актом инициации, но и попыткой сделать хоть что-то настоящее. Шагнуть в мир поступков и последствий — собственных и чужих. Повзрослеть. И отпустить наконец вожжи всех дорогих и любимых. Потому что спасти каждого не удастся: в особенности того, кто не ищет спасения. А вот отрастить свои крылья — пожалуй, не лишнее. Залог равновесия в любой среде.
Виктор Лукьянов
Комментарии к «Неприкаянная: рецензия на фильм «Герда»