Спектакль «Идиот» Петра Шерешевского начинается в фойе «Приюта комедианта»: с чёрного куба, записка на котором просит его не трогать и обещает, что скоро мы узнаем, почему. Куб не врет и прячет в себе Илью Деля и Антона Падерина. Позже их представят зрителям как Льва Мышкина, поэта с ментальными заболеваниями (ему больше нравится, когда говорят особенностями), и Парфёна Рогожина, обладателя ужасного музыкального вкуса и сына криминального авторитета из девяностых.
Империя сменяется Федерацией, Достоевский из литературного классика превращается в доставку еды, Настасья теряет отчество и остается просто Настей, Мышкин стучит по клавишам макбука, Ганя мечтает об актуальном эквиваленте приданого — цементном заводике… «Идиот» буквально манифестирует собственное бессмертие тем, как бесшовно адаптируется к современности: черные худи и шаверма на ужин меняют людей не так сильно, как кажется. Невест всё еще убивают из-за ревности, даже если вместо Библии читают Сапольски.
Шерешевский располагает перед сценой камеры, изображение с которых проецируется на дальнюю стену. Актеры оказываются перед зрителем крупным планом, который всегда заставляет рассматривать людей, будто под лупой: видно пот у них на лбу, дёргающиеся ресницы; видно слезы, которые Илья Дель смаргивает, пока съедает кусок торта с кремом и смотрит, как Настя уезжает с Рогожиным; видно непонимание, осуждение и безумие застывающее у героев на лицах. Проекции разграничивают реальность, то, что происходит на экране, будто немного не настоящее — временами движущиеся фигуры больше похожи на призраков, чем на людей. Проекция на задней стене, попадая в камеру, то и дело размножает сама себя, и вот на сцене уже четыре Насти и пятеро Парфенов, двигающихся с секундным опозданием — это неестественно и немного жутко. А когда Дель и Падерин пропадают со сцены и экран сообщает, что сейчас нам покажут трансляцию из черного куба, действительно ли это так или мы просто должны в это поверить? Мы никогда не узнаем точно, насколько люди на экране правда люди, а насколько — таинственные тени темного параллельного мира. Очень в духе Достоевского.
Образы ушедшей эпохи в спектакле перекраиваются и выравниваются под современные типажи (такие, какими их представляет себе Семен Саксеев & Co.). Это набор стереотипов от смело бликующих фиолетовым бунтарских волос Мышкина до рокового каре Насти. Таких людей не встретишь на улице, потому что настолько шаблонных интеллигентов, генералов-коррупционеров и детей бандитов просто не бывает. В любом веке герои «Идиота» остаются героями Достоевского, а потому они — слишком-люди, очень концентрированные, занимающие собой все пространство, впадающие в истерику, принимающие роковые решения в секунду. Они чересчур громкие даже для театра, и стенки реальности сотрясаются под напором их кипящей жизни. Крики, слезы и разочарования наполняют зал, потому что жить так героям «Идиота» уж очень невмоготу.
В самом начале спектакля мы встречаем Мышкина и Рогожина уже около убитой Насти, и лишь потом видим цепочку событий, которые привели к трагической развязке. Жанр «Идиота» в «Приюте комедианта» — сон в трёх действиях, и кажется, будто для Льва (Лёвы, Мышкина) произошедшее и правда было всего лишь неприятной фантазией. Если герои спектакля странные, то Мышкин — страннее их всех. Он не принадлежит к этому обществу, этой квартире, этому городу и этим порядкам. Он читает современные стихи и отрывки из Достоевского с одинаковой страстью (Илья Дель растворяется в этом персонаже — и это неподражаемо), он будто не понимает, что такое брак по расчету, он всем — боже, зачем — говорит правду. Он берется из ниоткуда (лечение в Германии сейчас звучит примерно как другой мир) и пропадает в никуда. Мышкин привносит в черноту и мерзость существования остальных героев рациональную человечность и иррациональное сочувствие. Он единственный видит надлом в Насте, он по-человечески разговаривает и с Парфеном, и с Ганей, которые, кажется, такой мягкости уже не заслуживают. Он продолжает быть честным, даже когда это больно. Остается лишь одна загадка: наивность ли Мышкина руководит его слепотой по отношению к подлым и мелочным окружающим или он осознанно сопереживает даже худшим из героев? «Идиот» не дает точных ответов — только расплывчатые мелькающие проекции.
Текст — Мария Дорофеева
Фото — пресс-служба театра «Приют комедианта»
Оставьте комментарий