Я понял, что у меня не было выбора. Мне никто не предлагал: вот тебе художественная школа, вот тебе музыкальная и так далее.
В каком-то возрасте я рисовал комиксы, в другом — я просто рисовал персонажа и придумывал про него какую-то историю. В книжке (речь идёт про книгу о Венике Самураеве*) есть автобиографический эпизод, где я посадил рядом бабушку и мы вместе написали книгу за 20 минут. Я остался доволен, и это была моя лучшая книга на мои тогдашние 10 лет! В детстве я хотел быть сначала актёром, потом режиссёром. Творческие позывы и нарративность в профессиях так или иначе были всегда.
Лет с 14 я начал писать стихи. Но и этот период закончился и начался какой-то другой. Поэтому к писательству я пришёл ровным и логичным путём, это не было идеей «начать новое хобби». Мне всегда нравилось сочинять какие-то истории.
* Описание книги «Веник Самураев»: Веня Самураев — обыкновенный парень. Он увлекается буддизмом, борется с чайлдфри-сектой, ездит на вечеринки и влюбляется. Но мир меняется, когда Веня решает написать книгу. Развернуть трамвай, накормить сфинкса макаронами и победить ведьму-шурынду — только часть того, что предстоит сделать, чтобы закончить начатое произведение.
Есть некая боль в широком смысле слова, некая проблема, которая тебя заботит. Может детские травмы, воспоминания. Может, юношеская любовь. Это не всегда что-то негативное. Главное — то, что это не даёт тебе покоя. Именно поэтому ты очень хочешь высказаться. Ты буквально испытываешь в этом потребность. После этого наслаивается сюжет, появляются герои.
Ещё нужен визуальный образ, который по какой-то причине интересен. Например, для меня это были дирижабли. Ещё до того, как появилась «Кира» и её сюжет, у меня была идея чего-то такого стимпанковского из мира 20—30-х годов, как в мультиках Хаяо Миядзаки. В качестве идеи и боли в «Кире» была социально-общественная проблематика, некая сатира на современную жизнь.
Потом эти «А» и «Б» соединились, и получилась книга.
* Описание книги «Кира в стране дирижаблей»: главная героиня Кира живёт в начале XX века. Девушка приезжает в вымышленную страну, чтобы учиться на журналиста в Институте газетоведения. Однако дирижабль, на котором она летит, терпит крушение. Среди тех, кто уцелел, есть и Кира. Страны обвиняют друг друга, считая, что дирижабль сбили. Надвигается угроза войны, и Кира поневоле оказывается втянута в гущу событий. Она начинает свое журналистское расследование, чтобы докопаться до правды и предотвратить кровопролитие.
Например, появилась идея сцены внутри сюжета. Уж как она там появится — я смогу это докрутить. Сцена записывается практически в чистовик, а потом в неё вносятся какие-то коррективы и правки. А если честно, я не так часто выкидываю что-то из текста, я очень жадный. Но иногда приходится, конечно. Большую часть ошибок, например, повторы, автор текста может просто не видеть, поэтому для редактуры нужен кто-то привлечённый со стороны.
С «Веником Самураевым» было именно так. Ты даёшь почитать свою книгу какому-то своему близкому другу. Потом наступает этап редактуры, потом корректуры. И так можно продолжать до бесконечности. Вопрос в том, кто готов заниматься этим бесплатно и чисто по-дружески.
Да, но я не так сильно это оцениваю. Вряд ли кто-то сидит и ждёт новую книгу Андрея Шведа и мечтает первым её отредактировать! Я же не Пелевин.
Это миф, что книги пишутся в определённом порядке. Особенно если ты серьёзно подходишь к делу. Авторы фанфиков могут написать главу с пометкой «ожидайте вторую через 2 недели». Таким образом они выстраивают некий «сериал» и изначально ставят себя в такие рамки, что вынуждены писать от начала и до конца, в правильном порядке.
Когда ты пишешь книгу, всё происходит не так. Ты пишешь один кусок и понимаешь, что он логически что-то меняет в предыдущих сценах. Тогда приходится возвращаться туда и менять что-то в самом начале.
Я не могу говорить за всех писателей, скажу за себя. Мне кажется, что не может быть такого, что писатель выдумывает абсолютно всё. Либо это плохая книга. В хороших книгах всегда есть что-то от того, что пережил автор. Даже Толстой был на Крымской войне, прежде чем создать «Войну и мир».
Ты можешь не считать, что ты используешь материалы из своей жизни, но при этом ты постоянно думаешь о каких-то проблемах в процессе написания.
Наверняка главный я, как автор. Я — создатель. И я отвечаю за судьбу героя. Многие говорят, что они создают персонажа и позволяют ему жить своей жизнью, просто не вмешиваясь. А все события в книге происходят сами собой, просто потому, что они должны происходить. Как происходит у меня — не знаю. Я ещё достаточно молодой и неопытный автор, чтобы дать себе оценку со стороны.
С «Кирой» было так, что у меня на протяжении работы над книгой несколько раз менялось к ней (как к персонажу) отношение. Сначала она мне нравилась, потом перестала нравиться, потом я всё-таки понял, что я на её стороне… Взаимоотношения с персонажем сложились крайне сложные, и это как раз оттого, что я в этом персонаже не сильно проявлен. Меня не надо с ней ассоциировать. Хотя бы потому, что это женский образ.
В то же время в случае с «Веником» вообще не стоит вопрос о том, кто главный, потому что Веник — это немного я. Повествование ведётся от первого лица, и это намного более близкий уровень взаимодействия автора со своим героем. Когда ты пишешь «я», ты буквально делаешь его мысли своими. С «Кирой» всё иначе. Повествование ведётся от третьего лица, но и мысли её мне не всегда близки, она не отражает мои взгляды на 100%.
Мне кажется, что если персонаж важный и он должен быть ярким, одной встречи на улице для этого недостаточно. Это должны быть близкие люди, но тогда они могут обидеться на то, что ты используешь их образы в книгах. Я думаю, чаще используются некие архетипы. Или автор снова закладывает в героев свои мысли.
Например, в «Венике» было больше человеческого, так что там есть и реальные прототипы. Но во всех персонажах есть немножко меня. Например, Ярик, лучший друг Веника. Это тот я, который является полной моей противоположностью. Там, где Веник тихонько отсидится и тихонько помолчит, Ярик начнёт переворачивать стол.
«Киру» я писал 1,5 года. Но подмечу, что я недоволен этой книгой, я бы над ней поработал ещё. Ответить на этот вопрос однозначно довольно сложно, потому что нельзя сказать точно, когда рождается идея. Может быть, это случилось ещё в детстве, когда я смотрел мультики Хаяо Миядзаки. Но это было 15 лет назад и я тогда не думал о том, что я буду писать книги.
70% текста было написано за 1,5 месяца. Но я очень спешил. Это был не лучший период в моей жизни, поэтому я писал по 10 страниц в день. Остальные 30% я дописывал в течение года.
Поскольку мне за это не платят, я не обязан писать каждый день. Я очень ленивый писатель. В отличие от Стивена Кинга, который на этом живёт и зарабатывает деньги. Наверное, если бы мне платили за книги, я бы себя заставлял. Но пока что я могу позволить себе роскошь делать это так, как мне удобно.
Поскольку писать приходится в свободное время, по вечерам после 23:00 или по выходным дням. Это происходит очень редко, нерегулярно и никакого порядка в этом нет. Не всегда пишу под вдохновением, может просто вечер выдался свободный. Но можно начать писать, и вдохновение придёт во время работы.
Мне нравится работать над долгими проектами. Никто от меня ничего не ждёт и не требует, и я могу писать столько, сколько захочу. У меня есть сюжет, и я работаю над ним в своём темпе. Могу хоть месяц не писать. Мне кажется, если писать каждый день, особенно если ты ещё пишешь на работе как журналист, всё равно надо брать перерыв, так как ты изнашиваешься.
Наверное, это будет нагляднее всего рассмотреть на примере стихов. Когда человек их пишет, он прорабатывает всё это, но мучить его это не перестаёт. Вот этот «поэтический надрыв» — это не очень здоровая штука. Все это перерастают и взрослеют, а те, кто не повзрослели, они себя убили. Например, Есенин или Маяковский. Для них это был выход, они так себя выражали и жили. Но в то же время это привело их к тому, к чему привело.
Разумеется, не обязательно конец должен быть таким грустным. Просто каждый писатель — он немножечко маньяк. Я не помню, где услышал эту фразу, но она близка к истине.
Так что с одной стороны ты решаешь свои проблемы, а с другой — потворствуешь своим демонам.
В длинном пальто, алкоголика, вечно с сигаретой, социопата, социофоба и так далее по списку. Это не так. Сколько писателей, столько и образов. Мураками начал писать в 30 лет, когда бросил курить и начал бегать.
Но это тоже не так. У Достоевского псевдонима не было. Есть интересный пример писателя Александра Пелевина, однофамилец Виктора Пелевина. Юзефович усмотрела в этом проявленное литературное мужество.
В процессе работы ты настолько погружаешься в неё, что даже не замечаешь эти ошибки. Мне кажется, что в каком-то смысле помогает тебе создать новый тип текста, выходя за рамки привычного его понимания. Писатель создаёт эти правила сам.
И это хорошо. Потому что после того, как книга начинает жить отдельно от автора, она становится самостоятельным продуктом. После этого в ней можно искать всё что угодно. Каждая новая интерпретация создаёт новую парадигму произведения.
Не читать мои книги! Ха-ха. А если серьёзно, читайте хорошие книги, ищите свою литературу. На каждого человека найдётся его книга. Хотелось бы, чтобы люди постепенно влюблялись в хорошую литературу.
Если стоит выбор между «читать» или «не читать», я уверен, что однозначно — читать!