У меня они ничего не значат. Первые две были набиты дома у друзей. Новую я недавно набил во Вьетнаме, прямо на пляже, иглой. Ещё у меня есть тату в виде надписи Gypsy на спине. Это моё прозвище из музыкальной тусовки — цыган.
Есть ещё одна татуировка и история с ней связанная. Изначально я хотел набить Don't act, что переводится как «Не играй», если точнее — «Живи, а не играй». Это фраза нашего мастера Вениамина Михайловича Фильштинского. В исходнике мы перепутали буквы и вместо с написали k. Набил я тату, гордый такой, всем скидываю, а мне пишут: «Серёжа...». А я: «Да это специально, ребят». А сам сижу и думаю: «Бли-и-и-н, что делать-то теперь». Но зато такой точно ни у кого нет.
Я пугал людей за деньги, пинал, толкал. Очень, кстати, похоже на то, что происходит в «Калимбе», психологический эксперимент. Самое страшное заканчивается, когда актёр дотронулся до тебя. Так исчезает весь саспенс, весь ужас. Потому что самое страшное — это когда ты понимаешь, что вокруг бегает какая-то сущность. А когда актёр дотронулся, посетители сразу понимают, что это просто человек. Честно, было очень приятно. Особенно когда пугались, особенно когда взрослые, прям мужики лет по 40, просто кричали.
Однажды на проекте делали клетку. Она нужна была на каком-то квесте. И вот для ребят, которые её мастерили, провели игру бесплатно. А это были такие большие ребята, огромные, я бы сказал. Помню момент: они стоят, вырубается свет, я тем временем выхожу из потайной двери, чтобы из напугать. Свет врубается. Я на них бегу. Свет вырубается, врубается — и меня уже нет. И вот включается свет снова, я на них бегу. А они меня заламывают, кладут в пол лицом. Я что-то пытаюсь сделать, а они просто ржут надо мной. Это было ужасно. Я таким беспомощным себя ощущал.
Это очень интересно, потому что дистанция между артистом и зрителем минимальна. Иногда зритель подходит впритык, смотрит тебе в глаза и пытается понять — ты по-настоящему плачешь, у тебя реально эти эмоции? Там уже не соврать.
Были, конечно, истории, которые жутко вспоминать. К примеру, мы с партнёром раскололись. У нас в шоу есть алкоголь, но ему нельзя было его пить, а он выпил! Он выплёвывает этот алкоголь на белоснежную скатерть. Я выплёвываю воду от смеха, у меня истерика. А по сюжету надо плакать, прям навзрыд. В этот момент на меня впритык смотрит человек и ждёт, что я буду делать. Это было супернервно. Надо было собрать всё своё умение, чтобы этот взгляд выдержать и показать, на что я способна.
Есть, к примеру, иммерсивный спектакль, где водят за руки: «Вот, сейчас начнётся такая сцена». Для меня это странно. У нас ты должен прийти и выбрать, что ты смотришь, за кем ты наблюдаешь. Может, вообще ты ни за кем не ходишь, а сидишь в комнате и кайфуешь себе в декорациях, и тебе тоже будет круто.
Каждый божий день мне хочется на какое-то время запереться ото всех. Поехать в дом, на дачу, на недельки две, убрать телефон. Не хочется опыта как в «Калимбе», конечно. Такого эксперимента не надо, спасибо. А вот отшельничества хочется.
Однажды — я готовился для другого проекта — решил закрыть себя в комнате. Точнее — в ванной, на три часа в полной темноте, чтобы не было ни звуков, ничего вообще. Это был ад. Какой же это кошмар на самом деле. Я тогда осознал, как много информации проходит через нас регулярно. Она в свободном доступе, и порой даже не замечаешь, как в этот самый момент ты её усвоил.
Почти у каждой моей героини есть своя песня. К примеру, когда я готовилась к «Нулевому пациенту», это было что-то из 1980-х. С «Калимбой» — то же самое. Я сейчас ни за что её не напою, но она авторства «АК-47». У нас была разминка в театре под «АК-47», наш режиссёр включает эту песню, я слушаю и понимаю — Наташа.
Этот подход мне очень нравится, потому что работает на ассоциациях. Я, как Лиза, всё время слушаю музыку. Мне хочется, чтобы героини от меня отличались, чтобы и музыку слушали другую. Хотя сейчас нет-нет да и да, и слушаю эту песенку «АК-47».
График у меня жёсткий сейчас. К примеру, я три месяца снимался во Вьетнаме. Только неделю назад вернулся. Мне даже на страну удалось посмотреть, несмотря на съёмки. Не так чтобы прям насладиться, но время хорошо провёл. Мы жили и в городах, в деревнях, в бунгало, лестницу которого омывает море. Ты спускаешься и сразу…
Но хотелось домой. Когда я вошёл в Шереметьево, заплакал от радости.
Подзарядка происходит по-разному. Я тут осознала, что вообще не умею отдыхать. Не специально это делаю, даже против воли. Если я загружаю себя, то загружаю на несколько месяцев настолько, что у меня вообще нет выходных. Из этого периода я выхожу уже с трясущимися руками, тощая, уставшая и, мне кажется, просто лежу на кровати и пытаюсь понять, кто я и что я.
Если говорить про дополнительные увлечения, то я в этом смысле жутко скучна. Просто созерцаю. Страстно созерцаю природу. Буквально сижу над ручейком и смотрю, как бежит вода или как букашка ползает, с червяками могу здороваться.
Запись эфира доступна в официальной группе «ОК на связи!» в Одноклассниках.
Оставьте комментарий