Загадочная «Круть»: что скрывает новый роман Виктора Пелевина

В этом году мы читаем «Круть» — то самое новое, что хорошо забытое старое. Во-первых, потому что вселенная Трансгуманизма снова вернулась к нам с уже знакомыми героями, устоями и порядками реальности, которую Пелевин создавал на протяжении последних четырёх романов. Этакий циклический процесс, о котором упоминает сам автор в контексте проявления древней силы. С другой стороны, Пелевин — мастер смысловой и литературной переработки. В его книгах знакомые образы и явления обретают абсолютно новый и неожиданный смысл, обрастают трактовками поп-культуры и совершают метафорическую реинкарнацию в стиле «а так можно было?» Примечательно, что постоянно опираясь на пласты истории, философии, актуальных вопросов и литературных произведений из папочки «основа основ», Пелевину удаётся собрать что-то абсолютно новое. Ну а если не новое, то хотя бы аллюзию на себя самого — так «Круть», словно сон во сне у Нолана, отсылается на уже написанное и сказанное автором ранее.

Главный герой романа уже знаком нам по «Путешествию в Элевсин» — это баночный оперативник Маркус Зоргенфрей. В прошлый раз он спас вселенную, но — возвращаемся к цикличности бытия — она опять грозит закончиться неминуемым апокалипсисом. Древний царь динозавров Ахилл, он же Демон Ада, хочет вернуть мезозой и динозавров в тренды, а для этого ему нужен Воин и помощник, так сказать, принимающая сторона. Из стартовой информации у читателя и Маркуса — место, откуда великое зло начнет своё шествие по вселенной. Это Ветроколония номер семьдесят два в Сибири.

Разобраться в многослойной реальности Пелевина — задачка не из легких. Зоргенфрей постоянно обращается к справке и нам выдаются краткие сводки, словно страницы энциклопедии по миру Трансгуманизма. Здорово, что читателю есть на что опереться, но роман словно становится похож на справочник. К тому же мозаичность повествования, прыжки во времени и вставки об отвлечённом, но глобальном Смысле создают некую турбулентность, усложняя и без того непростые мыслеформы автора.

Но главные мысли всё же любовно разложены по тексту, словно бонусы в сложной игре, где правила нам не рассказали. О цикличности мы говорили выше, о том, что мир захвачен злом, а добро может победить лишь из-под полы — красной нитью тянется из книги в книгу, из уст в уста героев.

В «Крути» Пелевин затрагивает ещё одну историю — смысл творчества (или всего бытия, тут уж на суд читателя). На примере песни, у которой альтер-эго Пелевина разглядело множество важных смыслов, нам показывают, что смысла-то и вовсе нет: певец на записи просто напел рыбу — текст, который пишут в черновике, чтобы потом заменить настоящим. Так нам транслируют, что настоящего по сути не существует, но именно интерпретации делают всё вокруг настоящим.

Является ли «Круть» рыбой или все же многоликость вариаций смысла сделала из неё что-то настоящее — решать каждому. Виктор Пелевин лишь напоминает, что «художник никуда никого не ведёт», так что интерпретация творчества зрителями — самая большая свобода и значимость в загадочном мире чужих идей.

Текст — Яна Миа