Тоня (Ксения Раппопорт) водительница автобуса в провинциальном городке под Нальчиком. Она живёт со старшей дочерью и маленьким внуком, потерявшим речь после несчастного случая. Однако в один день она узнаёт, что её сын Женя (Юра Борисов) проходил службу в Сирии в составе частной военной компании, которые незаконны, в результате чего погиб. Тела не осталось, только награды и существенная компенсация семье. Но героиня отказывается верить в смерть любимого сына (явно более любимого, чем дочь). Всё решает сюжетный твист: и то ли реальность подстраивается под мир страдающей от горя матери, то ли государство воскрешает погибшего сына, который отныне чужак в этом доме.
Продюсером ленты, как и для других учеников Сокурова, стал Александр Роднянский (признан иностранным агентом). Сценарий писала дебютантка и выпускница Московской школы кино Мария Изюмова. Сам фильм был представлен на Венецианском фестивале в программе «Горизонты Экстра».
Всё начинается с карикатурной сцены, как мелкий чиновник (Александр Горчилин) руководит сносом исторического объекта, но в самый последний момент всё срывается — поступает приказ оставить здание в покое, потому что важные люди из Москвы хотят отреставрировать место под дачу. Из-под штукатурки на участников этого всего смотрит Сталин, герои отпускают плоские политические шутки, и кажется, что драма обречена на провал.
Зачем Битоков в целом вводит эту линию, становится ясно к середине, когда протестующая мать пытается вернуть пропавшего сына и устраивает одиночные митинги, которые, конечно, нельзя допустить, когда едет «он сам». Этот эвфемизм, кстати говоря, произносится с таким пафосом, что в какой-то момент не веришь. Да и в целом, к отдельным диалогам фильма есть большие претензии, иногда они органично вписываются в выстроенную режиссёром реальность, иногда совсем выбиваются из контекста. Может быть, это связано с тем, что действия сценария Изюмовой искусственно перенесены под Нальчик, особую действительность. Хотя это не впервые для учеников Сокурова и скорее уже стало почерком его школы. Снимать там, где никто не снимал, снимать о том, что близко авторской интонации.
Походы обезумевшей от горя матери по различным государственным инстанциям замыкаются в круг — никто не может помочь, и женщина по сути остаётся одна против целой системы и конкретно против незаконных частных военных компаний.
А скитания героини будто предопределяют фильму судьбу ещё одной ленты о страданиях матери, которая потеряла сына по вине государства. Актриса Ксения Раппопорт неожиданно вышла из привычного для себя амплуа, хоть и смахивает порой на молодящуюся пацанку. В сцене, где тень актрисы танцует под «Весело и грустно» группы IC3PEAK, и вовсе видны явные телесные зажимы и неестественность её киносуществования в конкретной работе. Да и сама попытка интегрировать такую музыку в повествование без особых на то оснований является пережитком старого кино. Поэтому трудно согласиться с мнением критиков о том, что «Мама, я дома» похож на «Три билборда на границе Эббинга, Миссури». Дух, возможно, и один в этих фильмах, а цели, методы и приёмы принципиально разные.
Однако на фоне эстетики русской глубинки, материнской драмы, сатиры на мелких чиновников, борьбы человека против государства всё существенно меняет сюжетный твист, к тому же в наиболее интересную сторону. По сути, появляется вторая завязка, второй конфликт. Вот он сын, в своей комнате, говорит заветное: «Мама, я дома». С документами у него всё в порядке, окружающие признают в нём Женю, одна Тоня не верит в то, что это он. И то ли материнское сердце чует подмену, то ли её настолько свело с ума происходящее, что теперь она ничего не осознаёт и продолжает свой одинокий агрессивный протест. Первое, про что думает зритель, это про логичную развязку конфликта Тони с местными властями из-за её протеста: мол, они устали это наблюдать и воскресили сына из мёртвых. А по факту нашли человека, готового играть эту роль.
А Женя действительно чужой. Не знает, как домашним именем зовут сестру, спрашивает про болезнь её ребёнка, в конце концов между сыном и матерью всё держится на грани физического насилия и нескрываемого эротизма. Надежды на то, что произошла ошибка и настоящий сын Тони жив — конечно, никакой. Да к тому же и сам Женя, постепенно вставая на сторону Тони, сознаётся в своей чужеродности.
Для Жени это означает предательство тех, кто его нанял и отсутствие поддержки и защиты в случае чего. Для Тони — шанс на сына. Уж какого никакого.
Всё окончательно превращается в сюрреализм, когда Тоня второй раз рискует потерять сына, потому что он вновь едет на войну, а в дверь стучит полиция, чтобы забрать его по уголовному делу. «Вы теперь на моего погибшего сына хотите уголовное дело повесить?», — спрашивает Тоня. А потом снимает высушенные вещи не то сына, не то чужака. А потом смотрит на них. А потом улыбается. И Жени как не бывало. Да и вопрос: был ли он? Может быть, это реальность подстроилась под мир несчастной женщины? Может быть, она всё это выдумала?
Фильм «Мама, я дома» получился довольно неоднозначным, с провокационной позицией, но хорошим сюжетным ходом. Режиссёр в открытую пытается смешать артхаус и самобытность со зрительским кино и школой голливудской драмы. Ведь на довольно узнаваемый сокуровский почерк накладывается отказ от непрофессиональных актёров и выбор в пользу популярных и узнаваемых артистов. Что из этого получится в дальнейшем — пока говорить трудно. Но у Владимира Битокова ещё точно всё впереди.
Текст — София Маргацкая
Комментарии к «Сюрреализм российской глубинки: рецензия на фильм «Мама, я дома»