Джанин (Аманда Сайфред) получает заказ на воссоздание постановки «Саломеи» Рихарда Штрауса. В процессе работы над спектаклем она сталкивается с воспоминаниями о пережитом семейном насилии и сложных отношениях с властным наставником. Постепенно её личные переживания начинают просачиваться в постановку, а границы между искусством и реальной жизнью размываются, вынуждая её столкнуться с прошлым лицом к лицу.
Канадский режиссёр Атом Эгоян уже обращался к образу танцовщицы Саломеи, представляя свою сценическую версию оперы Штрауса в нескольких постановках в Торонто с 1996 по 2023 годы. Реальные записи его спектакля и берутся за основу той постановки, которую поручено воплотить в фильме героине Аманды Сайфред.
«Семь вуалей», как и многие фильмы Эгояна, можно свести к простому сюжету с однозначной интерпретацией. Фильм можно трактовать как историю о трудностях художницы, в работу которой вмешиваются бюрократы. Как феминистский манифест, процесс освобождения женщины от нанесённых мужчинами травм. Или же, наоборот, как критику феминизма с побочным сюжетом о сексуальных домогательствах на работе. Все эти интерпретации правомерны. Только Эгоян, как настоящий художник, занимается искусством, а не установкой моральных вердиктов. И в первую очередь рассказывает о том, из чего это искусство состоит.
Режиссёр актуализирует историю Саломеи, буквально примеряя текст Уайльда к современной реальности. Вводит разветвлённую систему персонажей, каждый из которых так или иначе соотносится с героями пьесы и оперы. Мужчины здесь выступают ипостасью Ирода или Иоканаана — властителя или объекта вожделения. Под властным Иродом в первую очередь понимаются фигуры присутствующие, но незримые — отец-насильник и учитель-любовник, уже умершие, но всё ещё оказывающие влияние на жизнь героини. Иоканаан — кудрявый актёр второго состава, будто сошедший с иллюстрации к «Саломее» Бердслея, жадно смотрящий на постановщицу и сам приковывающий её взгляд. Женщины сопоставляются с Саломеей и Иродиадой: юные героини, пострадавшие от мужчин, или же их матери, закрывающие глаза на порочные действия своих мужей.
Однако режиссёр фильма «Семь вуалей» не только актуализирует классическую историю, но и задействует ключевой мотив пьесы Уайльда. Субъектностью и властью обладает тот, кто смотрит.
Сюжет о сотворении художественного произведения — будь то картины, симфонии или архитектурного сооружения — по своему устройству будет схож с процессом создания самого фильма о нём. Простейшим ходом представляется сопоставление фигуры автора произведения внутри фильма с автором самого фильма. И многие великие режиссёры таким образом рефлексировали о сущности кинематографа как искусства и зрелища.
У режиссёра Эгояна с оперной постановщицей Джанин в исполнении Сайфрид из общего разве что болезненная любовь к образу Саломеи. И структура здесь намного сложнее прямого сопоставления. По сюжету главную героиню принимают в театр для реконструкции старой постановки авторства её умершего учителя-любовника Чарльза — по совместительству мужа управляющей театра. И повествование здесь одновременно выстраивается на нескольких уровнях.
Загибаем пальцы. Во-первых, есть постановка оперы авторства самой героини. Во-вторых, запись оригинальной постановки мастера, на основе которой она выстраивает свою версию «с незначительными изменениями». В-третьих, ключевой эпизод оригинальной постановки — танец семи покрывал — основан на материале из личной травмирующей детской истории героини. И, наконец, существуют сами видеозаписи из детства Джанин, заснятые её отцом-насильником. В этой запутанной системе координат мы получаем как минимум трёх авторов — героиню, любовника и отца.
И в этой структуре недостаёт ещё одного, самого важного взгляда. Это взгляд камеры, самого режиссёра. Камеры, которая в первом кадре фильма застаёт героиню на театральном мостике — на пересечении границы между сценой и зрительным залом, то есть между вымыслом и реальностью. Взгляда, выстраивающего раскадровку и монтаж, соотношение между различными драматургическими линиями.
События прошлого сосуществуют с настоящим — и не только в виде вкраплений архивных видеокадров из постановки любовника или домашней съёмки отца. Вот скрип качелей провоцирует травматичное воспоминание, мандарины из этого же события внезапно возникают в реквизиторской, а жесты из оригинального спектакля копируются актёрами помимо их воли. Ветви лесных деревьев, окружающих героиню на кадрах из детства и перенесённые любовником-режиссёром в кульминационную сцену спектакля, паутиной окутывают её и в безопасном, домашнем пространстве: зарослями на картинах на стене, переплетением декорированных ваз на столике, ветвями деревьев за окном.
Процесс создания произведения искусства в фильме режиссёр осуществляет как болезненное погружение в травмирующее прошлое. Создание каждой сцены в театральной постановке сопровождается погружением в подлинное воспоминание, а сопутствующие события — разговоры с семьёй или встречи с репортёром — резонируют с театральными эпизодами. В «Семи вуалях» личное неотделимо от профессионального. Искусство создаётся из травмы, крови и боли художника.
Мозаика Эгояна из сложных сюжетных переплетений хороша сама по себе. Но не менее важным оказывается не ответ, а вопрос, возникающий в связи с этим фильмом. Модель травмы, лежащей в основе произведения искусства, характерна для классической культуры с главенствующей ролью художника-творца. И в современной эпохе, воспевающей гуманизм и толерантность, иной работающей модели пока не найдено. Пожалуй, после просмотра фильма «Семь вуалей» актуальным остаётся вопрос о том, будет ли возможно подлинное искусство вне травмирующего опыта.
Текст — Мария Шиманская
«Семь вуалей» — замысловатая авторская работа Атома Эгояна о переплетении искусства и реальности. Рефлексия о сущности искусства, в основе которого лежит боль его творца.
Хотите быть в курсе всего самого интересного в городе? Подписывайтесь на нас в Telegram в Москве и Санкт-Петербурге. Рекомендации от KudaGo, планы на выходные, интересные события, места и подборки — читайте нас там, где вам удобно.
Комментарии к «Искусство на крови: рецензия на фильм «Семь вуалей»